Жюльен Офре де Ламетри

ЖЮЛЬЕН ОФРЕ ДЕ ЛАМЕТРИ

(1709–1751)

Французский мыслитель и просветитель, врач. Первым во Франции изложил систему механического материализма и сенсуализма. В сочинении "Человек-машина" (1747) рассматривал человеческий организм как самозаводящуюся машину, подобную часовому механизму.

Детство Жюльена Офре де Ламетри прошло в Бретани, в небольшом портовом городе Сен-Мало. Его отец, по одним сведениям, - купец, торговавший тканями, по другим - судовладелец, возможно, совмещал оба занятия. Мать до замужества была владелицей лавки лекарственных трав. В этой довольно состоятельной семье 25 декабря 1709 года родился будущий философ.

В Сен-Мало не было средних учебных заведений, поэтому он учился в колледжах Кутанса, Кана, затем в колледже дю Плесси (Париж), наконец, в школе, пользовавшейся репутацией лучшего учебного заведения страны, - в парижском колледже д'Аркур. Завершив в восемнадцатилетнем возрасте среднее образование, он решает стать врачом в Париже. Ламетри получил медицинское образование, считавшееся лучшим во Франции, но сам он был невысокого мнения о полученных им знаниях. Полноценным врачом, полагал он, можно стать, лишь познакомившись с новейшими зарубежными медицинскими достижениями.

Центром европейской медицины был тогда Лейденский университет, где работал выдающийся естествоиспытатель и ученый-медик Герман Бургаве, утверждавший, что жизненные процессы можно свести к формулам и выразить химическими терминами. Бургаве был спинозистом и атеистом. К прославленному ученому в Лейден поспешил юный Ламетри сразу по окончании медицинского факультета (1733).

Возвратившись в Сен-Мало после двухлетнего пребывания в Лейдене, Ламетри переводит на французский язык и публикует одно за другим важнейшие произведения Бургаве. Одновременно он приступает к практической работе врача и занимается научными исследованиями. За восемь лет работы в Сен-Мало он публикует несколько своих научных работ. Особенно интересен в научном отношении его обширный труд "Соображения относительно практической медицины" (1743). Он содержит подробное описание 111 историй болезни главным образом его собственных пациентов.

Переехав в 1742 году в Париж, провинциальный врач Ламетри сразу получил почетную и высокооплачиваемую должность полкового врача королевской гвардии. Он принимал участие в сражении при Деттингене (1743), в осаде Фрейбурга (1744) и в битве при Фонтенуа (1745). Теперь у него имелись все основания быть довольным высоким положением, какого ему удалось достичь. Однако Ламетри пишет целую серию памфлетов, бичующих рутину, невежество и шарлатанство в среде его коллег. Эти остроумные, талантливо написанные произведения, которые философ создавал и издавал одно за другим в течение десяти лет, пользовались большим успехом.

Самая крупная из этих сатир - "Работы Пенелопы". Важнейшим событием описываемого периода в жизни философа является создание и выход в свет в 1745 году его первого философского труда - "Естественной истории души", книги, явно провозглашающей материализм. Ламетри издает ее в качестве перевода на французский язык сочинения, написанного вымышленным лицом - англичанином Д. Черпом. Но эта предосторожность не помогла, имя автора становится известно. На заседании парижского парламента обвинитель Жильбер де Вуазен заявил, что в книге содержится умысел внушить читателям еретические представления о душе, "сводя природу и свойства духа человеческого к материи и подрывая основы всякой религии и всякой добродетели", и требует публичного сожжения богопротивного произведения рукой палача.

9 июля 1746 года парламент вынес приговор, который был приведен в исполнение 13 июля на Гревской площади Ламетри изгнали из гвардии. Более того, Ламетри вынужден был покинуть пост инспектора военных лазаретов в Лилле, Брюсселе, Антверпене и Вормсе, ему грозила тюрьма, и он бежал сначала в Гент, затем в Лейден. Тем временем весь тираж опальной книги вскоре был распродан, и потребовалось новое издание. Но в печати одно за другим стали публиковаться выступления против книги и ее автора. После того как палач публично предал огню книгу, ее автор с прежней энергией продолжал обличать врачей-дельцов.

В 1746–1747 годах выходят сатира "Политика врача Макиавелли, или Путь к успеху, открытый перед врачами" и комедия "Отомщенный факультет". Ламетри издает книгу "Человек-машина", которая, хотя и помечена 1748 годом, фактически поступила в продажу в августе 1747 года. Трудно назвать книгу, которая в середине XVIII века вызвала бы такую бурю негодования среди защитников традиционного мировоззрения, какую вызвала "Человек-машина", и трудно назвать другое произведение этого периода, которое сразу, по выходе в свет, получило бы такую общеевропейскую известность.

Переиздания следовали одно за другим. Во Франции, где трактат был сразу запрещен, ходило по рукам много рукописных его копий. В Германии, где многие знали французский, книгу читали в оригинале, в Англии издали ее перевод. Все нападали на Ламетри, либо утверждая, что это злодей, для которого никакая кара не будет достаточно суровой, либо объявляя его безумцем и осыпая оскорблениями. Желая его уязвить, его именовали "господином Машиной" - прозвище, которое он с присущим ему юмором принял.

Голландия была уже не та, что во времена Спинозы, и по постановлению Лейденского магистрата книга была сожжена палачом.

В знаменитом труде Ламетри человек действительно трактуется как машина, хотя и достаточно сложная. "Человек настолько сложная машина, - пишет Ламетри, - что совершенно невозможно составить себе о ней ясную идею, а следовательно, дать точное определение". Тем не менее, считает он, в человеке все устроено механически.

"Остановимся подробнее, - пишет он, - на этих пружинах человеческой машины. Все жизненно свойственные животным естественные и автоматические движения происходят благодаря их действию. Действительно, тело машинально содрогается, пораженное ужасом при виде неожиданной пропасти, веки, как я уже говорил, опускаются под угрозой удара, зрачок суживается при свете в целях сохранения сетчатой оболочки и расширяется, чтобы лучше видеть предметы в темноте, поры кожи машинально закрываются зимой, чтобы холод не проникал во внутренность сосудов нормальные функции желудка нарушаются под влиянием яда, известной дозы опиума или рвотного, сердце, артерии и мускулы сокращаются во время сна, как и во время бодрствования, легкие выполняют роль постоянно действующих мехов".

Духовное, идеальное и т. д., считает Ламетри, это выдумки теологов. Душа - это "лишенный содержания термин, за которым не кроется никакой идеи и которым здравый ум может пользоваться лишь для облачения той части нашего организма, которая мыслит". Что касается сути мышления, то мысль, согласно Ламетри, представляет собой только "способность чувствовать" и "мыслящая душа есть не что иное, как чувствующая душа, устремленная на созерцание идей и на рассуждение".

Вместе с тем при всем своем натурализме и механицизме Ламетри придает значение образованию.

"Если организация человека, - пишет он, - является первым его преимуществом и источником всех остальных, то образование представляет собой второе его преимущество. Без образования наилучшим образом организованный ум лишается всей своей ценности, так же как отлично созданный природой человек в светском обществе ничем не отличался бы от грубого мужика". Но машина тем и отличается от человека, что ее не надо образовывать. И если бы человек был машиной, то образование не могло бы поменять его натуры, и он оставался бы "образованной машиной".

Ламетри выступал против декартовского положения, что животные лишены какой-либо чувствительности, считая, что все живые существа обладают одинаковой способностью чувствовать, и это характерно не только для человека, но и для всех животных. Этот взгляд он развивает в книге "Человек-машина". Хотя название произведения указывает на механистический подход к проблеме человека, по своей сути взгляды Ламетри были далеки от понимания человека лишь как особого рода механизма. Человек, согласно Ламетри, существенно отличается от механических устройств, так как он машина особого рода, способная чувствовать, мыслить, отличать добро от зла.

"Человеческое тело - это заводящая сама себя машина, живое олицетворение беспрерывного движения". Человек - это часовой механизм, который заводится не механическим способом, а посредством поступления в кровь питательного сока, образующегося из пищи. Этот питательный сок Ламетри называет "хиласом". Хотя Ламетри сравнивает человеческое тело с часами, он полагает, что человеческий организм продолжает действовать и после поломки, то есть в результате заболевания. Таким образом, "человек-машина" для Ламетри - это "человек-животное", являющееся единым материальным существом, существом органического мира.

Ламетри первым из философов высказал мысль о возможности происхождения человека от животных. Он также полагал, что появление человека необходимо объяснять не только биологическими факторами, для формирования человека требуется язык, членораздельная речь. Для него также было важным воспитание человека.

"Без воспитания даже наилучшим образом организованный ум лишается всей своей ценности". Общественная жизнь - необходимое условие формирования человека. Процесс познания представлялся Ламетри следующим образом: от чувственного восприятия вещей мы переходим к опытно-экспериментальному исследованию, а затем - к рациональному обобщению фактов, которые подвергаются эмпирической проверке. Опыту Ламетри придавал большое значение, но при этом считал, что опытные данные должны быть подвергнуты философскому обобщению.

Ламетри говорил, что человек представляет собой "мозговой экран", на котором отображаются внешние предметы, однако при этом зеркальное отображение предметов происходит лишь в хрусталике глаза, познание же действительности достигается в разуме человека. Анонимность издания отнюдь не спасала автора от разоблачения, и Ламетри понимал, конечно, размеры опасности, какой он себя подвергал. Еще за несколько месяцев до издания "Человека-машины" он в поисках убежища от грозящих ему преследований обращается к Мопертюи, который, как и Ламетри, был уроженцем Сен-Мало.

Мопертюи был тогда президентом Прусской академии наук и пользовался большой благосклонностью Фридриха II, афишировавшего свое покровительство писателям, ученым, философам Мопертюи был не только идейно близок Ламетри, он был его другом. Между тем по городу стал распространяться слух, что автор книги - Ламетри. Если этот слух дойдет до властей, предупреждают философа, ему несдобровать: влиятельные круги требуют его головы. Под покровом ночи пешком уходит он из Лейдена, скрывается в хижинах пастухов и наконец покидает страну, где стал жертвой той же нетерпимости, от которой бежал из Франции.

Для Ламетри покровительство "северного Соломона" - прусского короля явилось спасением. В момент, когда было ясно, что расправы ему не миновать, он оказался вне досягаемости фанатиков.

8 февраля 1848 году берлинская газета сообщает о прибытии "знаменитого доктора де Ламетри". Фридрих сразу же предоставляет Ламетри должности придворного врача и своего личного чтеца, а вскоре назначает его членом Академии наук. Хотя возглавлял Академию выдающийся представитель передовой мысли того времени, в ней царили крайне реакционные взгляды. Но Ламетри встречает в Берлине и людей в идейном отношении близких - Мопертюи, д'Аржанса, Альгаротти, а с 1750 году и Вольтера. Король проявляет к изгнаннику сочувствие и интерес. Он целые дни проводит в обществе Ламетри, который становится любимым его собеседником.

Ламетри обретает такую свободу, о какой он до того и мечтать не мог. Он встречается с людьми, с которыми может откровенно делиться своими мыслями.

Ламетри, избежавший почти верной гибели благодаря Фридриху, которому, естественно, чувствовал себя обязанным, попав ко двору, сразу же ощутил унизительность монарших милостей. В "Работе Пенелопы", вышедшей через год после его приезда в Берлин, он пишет: "Честь быть приближенным великого короля не избавляет от грустной мысли, что находишься подле хозяина, каким бы любезным он ни был… При дворе требуется больше услужливости и льстивости, чем философии, а я до сих пор прилежно занимался лишь последней… и нечего, конечно, в тридцатидевятилетнем возрасте начинать учиться низкопоклонству". Это горькое чувство находило выражение в бравадах, в нарушении придворного этикета. Очевидец, сообщает, в присутствии короля "он усаживался, развалившись, на диване. Когда становилось жарко, он снимал воротник, расстегивал камзол и бросал парик на пол. Одним словом, Ламетри во всем держал себя так, словно относился к королю как к товарищу".

Несмотря на то, что врачебная практика и обязанности королевского чтеца отнимают у философа немало времени, из-под его пера выходят новые произведения, философские работы "Человек-растение", "Анти-Сенека", "Опыт о свободе высказывания мнений", "Система Эпикура", "Животные - большее, чем машины", "Человек - большее, чем машина"; медицинские труды: "Трактат об астме", "Мемуары о дизентерии"; сатиры - значительно расширенное издание "Работы Пенелопы" и "Маленький человек с длинным хвостом". Все это было написано за три года (1748–1751).

Ламетри полагает, что человек от природы представляет собой вероломное, хитрое, опасное и коварное животное, что люди рождаются злыми. Добродетель Ламетри считает лишь результатом того воспитания, которое получает человек в процессе жизни в обществе.

"… Тело - ничто, а душа - все; спасайтесь, смертные, чего бы это вам ни стоило" - так характеризует Ламетри царивший в его время подход к проблемам морали. Религиозное мировоззрение постулировало низменность, греховность телесных наслаждений, ничтожество радостей земных, презрение к ним, призывая подавлять все исходящие от тела побуждения. Это сближает христианскую мораль с моралью стоиков. Поэтому у гуманистов критика этики христианства часто выступает как критика этики стоицизма. Так поступал Монтень, и так же поступает Ламетри, написавший "Анти-Сенеку".

В работе "Анти-Сенека" Ламетри призывает подчиняться нашим ощущениям и стремиться сделать их приятными. Под ощущениями, которые приятны для нас, Ламетри имел в виду прежде всего чувства сладострастия. Он считал, что необходимо больше думать о теле, чем о душе, и доставлять побольше удовольствий телу. Для счастья, полагал Ламетри, не требуются ум, знания. Человека, испытывающего сладострастные ощущения, он называл "по-свински счастливым". Образ человека, который нарисовал Ламетри и которому он сам стремился следовать, создал ему скандальную известность.

Нашу жизнь, тело, дарованное нам природой, наслаждения, к которым она призывает, надо ценить. Они прекрасны, ибо они естественны. Ламетри всецело присоединяется к этой мысли Монтеня. Приятное чувство, говорит он, когда оно кратковременно, это удовольствие, когда оно длительно - наслаждение, когда оно постоянно - счастье. Повторяя, что нет ничего постыдного или порочного в естественных отправлениях тела, Ламетри расписывает чувственные наслаждения с такими подробностями, которые должны были вывести из себя ханжу. В пику этим господам Ламетри превозносит чувственные наслаждения, особенно "утехи Венеры", воспевая их натуралистично и красочно: этому посвящены его книги "Сладострастье" и "Искусство наслаждаться". В первой говорится: "Мы обязаны благом бытия одному лишь наслаждению", оно "привязывает меня к жизни". Наслаждение коренится в порядке природы и в стремлении к нему объединяет все живые существа. Избегающий наслаждения идет против природы, нарушает ее законы. Счастье может людям дать лишь наслаждение. "Следовательно, мудрец должен искать наслаждения". Обладая способностью наслаждаться, каждый человек имеет все, что нужно, чтобы быть счастливым. "Если он несчастен, это происходит, надо полагать, по его собственной вине или из-за того, что он злоупотребляет дарами природы".

Чтобы быть счастливым, пишет он, надо лишь познать свои вкусы, страсти, темперамент и суметь сделать из них хорошее употребление. "Поступать всегда так, как нравится, удовлетворять все свои желания, то есть все капризы воображения, если это не счастье, - пусть мне тогда скажут, в чем же счастье…"

Буассье считает, что для Ламетри счастье сводится к удовлетворению чувственности, телесным наслаждениям. Но, восторгаясь чувственными удовольствиями, Ламетри дает не менее высокую оценку наслаждений и даже счастья, которое испытывают в то время, когда заняты отысканием истины. Именно умственная деятельность, научные исследования, художественное творчество отличают человека от животных. Лишиться книг для того, кто отведал доставляемые ими радости, лишиться бумаги и чернил для вкусившего наслаждение литературного творчества - большое несчастье. Философ подчеркивает, "насколько завоевания ума стоят выше всяких других". По словам Дидро, "Анти-Сенека" - книга, оправдывающая любые преступления. Находя одну лишь безнравственность в книге Ламетри, Дидро видит лишь безнравственность и в его жизни. Великий просветитель изображает Ламетри невеждой. Аналогичным образом высказывались о нем Гольбах, д'А-ламбер и другие просветители, утверждавшие, что Ламетри дает оружие их врагам. Они считали, что Ламетри присоединился к взглядам либертенов, то есть тех, кто не только отвергал религиозную мораль, но призывал безудержно предаваться чувственным наслаждениям. По словам Мози, основной постулат "циничной морали Ламетри" гласит: "человек-машина может искать счастья лишь в наслаждениях тела". "Ламетри развивает этот постулат в… эготистском бреду. Он отвергает любое противоречащее ему правило, не обращая внимания ни на общество, ни на законы".

Ламетри вовсе не зовет предаваться любым наслаждениям тела и любой ценой избегать телесных страданий. Нет, говорит он, ничего прекраснее твердости духа, дающей силы человеку переносить физические страдания ради блага других людей. Тому, кто способен на это, даже больше чести, чем тому, кто может возвыситься над смертью силой своего презрения к ней. "Анти-Сенека" содержит настоящий гимн мужеству духа; оно настолько же выше мужества тела, насколько научная борьба выше войны. Те, кто соединяет в себе мужество духа и знания (для Ламетри моральное величие неотделимо от просвещения), не только сами стойко переносят невзгоды, но и нас поддерживают своим примером: "Эпикур, Сенека, Эпиктет, Марк Аврелий и Мон-тень - вот мои врачи в несчастье: их мужество - лекарство в беде". С этой мыслью Ламетри связывает призыв презирать преследования, обрушивающиеся на тех, кто смело выступает против господствующих предрассудков. Философ восхищается Дидро и Туссеном, знавшими, чем они рискуют, публикуя свои книги (за что попали в тюрьму), и заявляет, что предпочел бы погибнуть, защищая свои взгляды, чем спастись, отрекшись от них.

Вызывающий характер носят не только книги Ламетри, но и многие его поступки, что в глазах его современников было естественным следствием его философских взглядов.

Лишь люди, с которыми Ламетри был откровенен, в том числе Мопертюи и Вольтер, знали, насколько несправедливо было общее мнение о нем. "Этот весельчак, слывущий человеком, который над всем смеется, порой плачет, как ребенок, от того, что находится здесь. Он заклинает меня побудить Ришелье, чтобы тот добился его помилования. Поистине ни о чем не следует судить по внешнему виду. Ламетри в своих произведениях превозносит высшее блаженство, доставляемое ему пребыванием подле великого короля, который время от времени читает ему свои стихи. А втайне он плачет вместе со мной, он пешком готов вернуться на Родину", - писал Вольтер, менее всего склонный приукрашивать Ламетри, который, оказавшись при дворе Фридриха, стал любимцем монарха. Этой чести до того был удостоен лишь Вольтер. Последний как придворный сразу невзлюбил того, кто занял его место в сердце короля.

Пером Вольтера, когда он писал о Ламетри, водила неприязнь. Он даже однажды написал вопреки общеизвестным фактам, что Ламетри скверный врач. Но и у Вольтера не раз вырывались замечания, опровергающие его злые слова о философе. "Это был самый безумный, но и самый чистосердечный человек", - пишет он племяннице, а в письме к Кенигу замечает: "… это был очень хороший врач, несмотря на его фантазию, и очень славный малый, несмотря на его дурные выходки". "Этот человек, - заявляет Вольтер в другом письме, - противоположность Дон-Кихоту: он мудр, когда занимается своим ремеслом, и малость безумен во всем прочем… Я очень верю в Ламетри. Пусть мне покажут другого ученика Бургаве, обладающего большим, чем он, умом, и писавшего лучше его по вопросам его ремесла".

Между тем все увеличивается число публикаций, не только критикующих сочинения философа, но и призывающих к расправе с ним. "Систематическая библиотека" публикует статью, где говорится, что в "Анти-Сенеке" Ламетри утверждает "столь подстрекательские вещи", что "обязательно должен навлечь на себя и своих сторонников ужаснейшие преследования". Эта судьба скорее всего и постигла бы философа спустя несколько лет. милость короля - вещь весьма ненадежная, в чем Ламетри вскоре убедился. Но болезнь внезапно оборвала его жизнь.

После его смерти распространился слух, что он погиб от обжорства, объевшись трюфельным паштетом. На самом деле во время обеда у своего пациента, французского посла в Берлине Тирконнеля, Ламетри отравился присланным издалека паштетом. Немецкие врачи прописали рвотное. Ламетри же прописал себе кровопускания и горячую ванну. И врачи, и сам Ламетри считали, что это отравление. Однако сегодня симптомы болезни Ламетри позволяют предположить, что это был аппендицит или перитонит, от чего не могли спасти ни рвотное, ни кровопускание.

Когда страдания исторгли у Ламетри возглас "Иисус, Мария!", проникший в комнату больного священник обрадовался: "Наконец-то Вы хотите возвратиться к этим священным именам!" В ответ он услышал: "Отец мой, это лишь манера выражаться". Мопертюи тоже предпринял попытку вернуть умирающего в лоно церкви. Как ни плохо было в этот момент Ламетри, он нашел в себе силы возразить. "А что скажут обо мне, если я выздоровлю?" Вольтер пишет, что "он умер как философ", что разговоры о его покаянии на смертном одре - "гнусная клевета", ибо "Ламетри, как жил, так и умер, не признавая ни Бога, ни врачей".

Он умер в сорокадвухлетнем возрасте 11 ноября 1751 года. Через три недели одна из немецких газет опубликовала эпитафию, в которой говорилось:

"Здесь покоится де Ламетри, галльского происхождения; здесь осталось все его машинное заведение. Горячку он схватил при дворе; она его изъяла из мира, где после себя он оставил глупостей немало. Ныне, раз распалось его машинное тело, сумеет он на покое разумный вывод сделать. Разумный же вывод один: человек не состоит из машин".

Среди всех, кто писал о философе непосредственно после его смерти, теплые слова для него нашлись лишь у Мопертюи, Дезорме (в письмах, не предназначенных для опубликования) и у Фридриха II (в "Похвальном слове", зачитанном на собрании членов Академии и затем опубликованном). Мопертюи писал, что Ламетри был честнейшим и добрейшим человеком, что не только он, Мопертюи, но и "все, кто его знал, тоже любили его". Дезорме, актер, сблизившийся с философом еще во Фландрии и проведший подле него последние дни его жизни, писал о Ламетри как о человеке, "чьи познания вселяли надежду в больных и чья жизнерадостность была отрадой здоровых. Благородный, человечный, охотно творящий добро, искренний, он был честным человеком и ученым врачом". Также характеризует философа Фридрих. Перевод шести трудов Бургаве, около тридцати собственных книг вышли за 17 лет из-под пера человека, затрачивавшего большое количество времени на врачебную практику, медицинские исследования и внимательное изучение всех выходящих в свет медицинских, естественнонаучных и философских трудов

Таким был Ламетри, изображаемый нередко бездельником, заполнявшим дни и ночи разгулом.

Читать по теме
Интересные статьи